Перемена мест - Страница 16

– А в чем дело? – поинтересовался я, несколько заинтригованный родинскими словами.

– Не в чем, а в ком, – объяснил мне Родин, снова понизив голос до шепота. – В господине Иринархове, не к ночи будь помянут. Мы же зависим все от его рекламы. Откажешь ему разок – и сиди без зарплаты. Пока на нашей территории книжники устраивали свои сделки, мы могли вообще наплевать на рекламу. А теперь вот считаем каждый рублик…

– Погоди-погоди, – перебил я своего приятеля. – Ты «ИВУ», что ли, предлагаешь рекламировать? Но это без тебя и так делают. Не очень, правда, талантливыми руками, зато абсолютно не брезгливыми. У них в «ИВЕ» наверняка в рекламном отделе человек сто сидят… Чего же господину Иринархову еще надо?

– Чего-чего! – с невеселой ухмылкой передразнил Родин. – Власти и славы, конечно. С удовольствием бы махнулся с ним имечком. Мое ему больше подойдет. Власть у него, как ты понял, будет в самое ближайшее время, зато слава требуется уже сейчас. Он, видите ли, еще и писатель.

– Да ну?! – поразился я.

– Именно! – развел руками Родин. – Сочинил том собственной биографии. Солидный такой кирпич, страниц на пятьсот. «Моя жизнь и мой бизнес» называется. Теперь нам дано указание раскрутить этот эпохальный труд до уровня бестселлера. Открыть, значит, широкую рекламную кампанию. Но чтобы все рецензии были не рекламными, а аналитическими. Солидными, без дешевых восторгов и гитарного перебора. Понимаешь?

– Пока не очень, – признался я. – Вы, по-моему, и не такое барахло раскручивали. И разве не ты, например, в какой-то статье называл нашего Изюмова русским Боккаччо?…

– Было дело, – с конфузливым видом покивал Слава. – Черт попутал. Плюс деньги-франки нужны были позарез… Но только книга Иринархова – дело совсем иное. Здесь все обстоит гораздо хуже.

– Что же, интересно, может быть хуже Изюмова? – полюбопытствовал я. – Разве что надписи на стенах мужских сортиров.

Родин перегнулся через стол и шепнул мне почти в самое ухо:

– Иринархов страшнее. Нет там, конечно, никакой похабщины, как у Фердика Изюмова. Там все чинно-благородно. Родился, учился, делал деньги. Почти как Карнеги или Яккока. Или сам Генри Форд… Улавливаешь?

– Не улавливаю, – ответил я не без раздражения. Терпеть не могу этот родинский конспиративный шепот, эти его тонкие намеки на толстые обстоятельства. Мало мне, что ли, казаков-разбойников?

– Ну и дурак, – тем же шепотом отозвался Слава. – Там все вранье. ВСЕ. Понимаешь, старик? Кроме года рождения, все остальное сплошная подтасовка. Я ради интереса проверил несколько фактов из книги. Не сходится. Он вообще человек ниоткуда. Ты хоть знаешь, КАКИМ бизнесом занимался господин Иринархов до 1992 года?

Я помотал головой.

– Правильно, – торжествующим шепотом согласился Родин. – И я не знаю. Зато я точно знаю, что вовсе не текстилем, как он пишет.

– Ты хочешь сказать, что господин Иринархов – из воров в законе? – спросил я, тоже машинально понизив голос. – Этого и следовало ожидать…

– Нет-нет, – помотал головой Слава. – Тут ты как раз ошибаешься. Я специально копнул в архивах МВД…

– Ну, и?…

– Ни одной судимости, – строго сказал Родин. – Ни единой. Четырежды против него открывали дело и четырежды закрывали. Не было улик. Его даже не арестовывали ни разу.

– Валюта? – предположил я. – Золото, наркотики? Подпольные цеха?

На лице у Славы возникла обиженная гримаса. Будто он проглотил какую-то гадость, вроде живой каракатицы, и уже не может сплюнуть.

– Ах, если бы… – пробормотал он. – Нет, это тебе не Рокотов. Убийства, мон шер. В духе Джека-Потрошителя. Двенадцать жертв, мужчин и женщин. Колотые и резаные раны. И никаких тебе свидетелей. И против Виталия Авдеевича никаких прямых улик. Косвенные – не в счет… Кстати, в книге, естественно, и следа нет всех этих подозрений. Ни полслова о тех уголовных делах. Даже в городах, где были найдены трупы, наш писатель сроду не был…

Я ошеломленно потряс головой, пытаясь сосредоточиться.

– Но ведь подозрения – не факт, – проговорил я. – Мало ли кто кого в чем подозревал.

– Не факт, – подтвердил Родин. – Вполне возможно, господин Иринархов чист, как младенец. И биографию себе придумал просто ради поэтического удовольствия. Как Черубина де Габриак. Только я почему-то никак не могу себя заставить взяться за раскрутку тома его великих мемуаров. Пусть за это берется кто-нибудь с более крепкими нервами. Я пас. Боюсь, что теперь я просто не смогу отделаться от мыслей, что мне надо отмыть для публики Потрошителя. Это тебе ведь не Фердика Изюмова с Боккаччо сравнивать. Я же не полное дерьмо, пойми…

– Я тоже пас, – задумчиво сказал я. – Лучше всего придумайте благовидный предлог и откажитесь. Тем более что господин Иринархов при желании найдет исполнителей и без тебя. Лагутина, скажем, из «Свободной газеты». Или Раппопорта оттуда же. Они за небольшие премиальные любого Джека-Потрошителя оформят как Марию Магдалену. И наоборот.

Лицо Родина просветлело. Видно было, что он, в конце концов, решился.

– Согласен, – произнес он. – К черту. Сегодня же пойду к нашему главному и посоветую ему отказаться. Не сошелся же свет клином на ивиной рекламе! А потом, есть надежда, что настанет мир среди книжников. И бизнес тогда вернется в наши коридоры. Я прав?

– Ты оптимист, Слава, – улыбнулся я. – Но, конечно, надежда всегда есть. Куда нам без надежды?

– Вот и прекрасно, – тоже улыбнулся Родин, переходя со своего шепота на нормальный тембр голоса. – Спасибо за бесплатный совет. А теперь скажи мне, старичок, какое У ТЕБЯ ко мне дело? Я ведь не поверю, что ты явился ко мне просто так, услышав мой телефонный зов. Обычно тебе приходится перезванивать и два, и три раза. И все время вместо тебя отвечает этот дурацкий механизм…