Перемена мест - Страница 103

103

– Надо же, взяла!

Мы увидели, как овчарка осторожно слизнула сахар с Мишкиной ладони, а тот тем временем тоже очень осторожно погладил собаку по мохнатой шее.

– Ошейник есть? – отрывисто спросил он у ветеринара. Тот запустил руку в другой карман своего халата и вытащил целый ворох кожаной собачьей амуниции.

– Возьмите, – произнес он, выбрав из вороха ошейник и поводок. – Намордника, правда, у меня лишнего нет.

– Намордник ей не нужен, – строго ответил Алехин, повязывая Голде ошейник с таким видом, словно он завязывал ей бантик. Овчарка больше не рычала. – Она никого не укусит… Пошли, Голда!

И мы уже вчетвером – я, Баранов и Мишка с собакой – покинули прибежище современных айболитов. Главный айболит проводил нас до выхода и распрощался со всеми, а особенно уважительно – с Мишкой.

– Ловко ты, – признал я, когда мы заняли места в машине: я с Димой на переднем, Алехин с овчаркой – на заднем. – Тебе надо клуб собаководста организовывать. Хоронить-то каждый может научиться, а вот с животными ладить…

– Я предпочитаю с животными ладить в неформальной обстановке, – возразил Мишка. – А питомник или там КСС – это как в армии. Общайтесь через не хочу. Собаки – очень чуткий народ. Чиновников не любят, даже чиновников по собачьим делам. Нельзя, понимаешь, сделать любовь к собакам профессией. Это почти все равно, что на панель идти…

Дима Баранов собирался что-то сказать в ответ, но потом передумал. Ему самому, который вовсю эксплуатировал свою любимую музу, это объяснение наверняка показалось неубедительным.

– Поедем по Окружной, – сообщил я, сверяясь с картой. – Помнишь, Михаил, где вы для «ИВЫ» ямы для установки стендов выкапывали?

– Очень приблизительно, – ответил Алехин. – Этих ямок было полным-полно, всех и не упомнишь. К тому же, чуть не забыл, они у нас потом забрали все записи, где и чего мы нарыли. Чтобы конкуренты, дескать, не пронюхали. Так и сказали… Но чего нам гадать? – сообразил Мишка. – Они ведь уже наверняка свои транспаранты поставили. Время-то у них было…

– Поглядим, – неопределенно сказал я, сверяясь вновь то с картой, то с дискетой, чье содержимое я вновь вывел на дисплей.

Через четверть часа я притормозил.

– Здесь копали? – спросил я у Алехина. Тот высунулся из кабины, осмотрел окрестности и сказал без особой уверенности:

– Что-то припоминаю. Но здесь нет никакого транспаранта! Ерунда какая-то.

Дима Баранов уже знал, что я собираюсь сейчас сделать.

– Может, сперва ребят позовем? – тихо спросил он. – Страшновато как-то мне.

– Позовем, – согласился я. – Куда же без них? На них-то вся надежда. Но сначала мы место точно обнаружим. Мишка, выведи собаку и скомандуй, чтобы искала.

– А чего искала? – с недоумением осведомился Алехин, но собаку вывел и попросил: – Голда, ищи! След!

Овчарка потрусила к обочине, затем вдруг замерла на мгновение, натянула поводок и рыскнула куда-то вправо. Мишка едва удержался на ногах, но не упал, а лишь выпустил поводок. Мы услышали шорох листьев, а потом вдруг страшный и жалобный вой. Через несколько секунд мы обнаружили овчарку: разгребая листья и дерн, она отчаянно скулила, и Мишке стоило больших сил оттащить ее от ямки, которую она уже начала копать. Мы замерли. Мне показалось, что на дне ямки мелькнуло что-то синее.

– Теперь вы все поняли? – спросил я у Алехина. – Поверили? – обратился я уже к Баранову. Оба молча кивнули.

– Еще доказательства требуются?

Баранов помотал головой и ответил хрипло:

– Какие тут, вашу мать, еще доказательства?

– Ну, тогда приступайте, – сказал я, еще раз внятно повторил, что кому надлежит делать, и отдал Алехину дискету.

Мы покинули страшное место, молча доехали до ближайшей станции метро, после чего я высадил из машины двух людей и одну собаку.

– Меня не ищите, – объявил я. – До завтра я продолжаю числиться в покойниках. И от вас, ребятки, зависит, вернусь ли я завтра в общество живых.

– А может, тебе тоже с нами? – неуверенно сказал Мишка.

– Правда, Яков Семеныч, – поддержал Баранов. – Все-таки вы не один будете, и собака у нас, и друзей моих позовем…

– Нет, братцы, – твердо возразил я. – Спасибо, но нет. Я эту кашу заварил, мне ее до конца и расхлебывать. Справлюсь сам. Главное – вы не подведите.

Алехин, Баранов и собака Голда скрылись в дверях метро, а я задумался. Сказать было значительно проще, чем сделать. Я чувствовал, что легко эту кашу из топора расхлебать никак не удастся, и мне вдруг безумно захотелось не делать этих последних шагов, не докапываться до всего. Докапываться не до всего. Обмануть себя, уверить, что ТУТ-ТО я ошибаюсь.

Однако я вспомнил Гошку, прокурора Саблина, потом всех остальных и даже Лебедева с удивленным выражением мертвого лица. Даже Лебедева и даже Петрищева, которых мне как будто вовсе не было жаль…

Дом этот я нашел быстро, но вот с подъездом пришлось помучиться. Особняк был старый, многократно перестраивался, достраивался, ремонтировался, и нумерация квартир была весьма запутанной. Однако я был упорен и в конечном итоге нашел нужный номер.

Открыла мне пожилая женщина, невысокого роста, седая. Волосы ее были зачесаны назад, половину лица занимали очки в простой пластмассовой оправе…

– Что вам угодно, молодой человек? – спокойно спросила женщина.

Я продемонстрировал ей свое просроченное МУРовское удостоверение и задал вопрос:

– Ваша фамилия Володина, не так ли?

– Володина, – подтвердила пожилая женщина.

– Я хотел бы с вами побеседовать о Жанне… о Жанне Сергеевне. Можно?

103